Мир тебе мой драгоценный сын. Я благодарю Бога за переживания, которые Он дал мне, в нашем пребывании на Голгофе. Надеюсь и ты не пожалел. У креста, на Голгофе происходит очищение души. Сколько мусора из моей головы выметено. Я имею в виду различного религиозного и философского мусора. Пробираясь поближе к Кресту, мне пришлось преодолевать сложные окаменелости традиций, незыблемых, недвижных, святых, утверждённых в веках. Но я не жалею потраченных усилий, времени, и не жалею о боли, которую пришлось пережить, когда некоторые святыни при внимательном рассмотрении оказались пустышками. Боль расставания с фантомами веры с лихвой компенсирована обретением реального Христа. Это как рассказ о красотах, о достопримечательностях, тревожит душу, бередит воображение, но только пребывание в красоте и личное прикосновение к достопримечательностям может дать истинное познание ценности вещей, и с познанием приходит возрастание, приходит возрождение. Спасибо тебе мой сын, без тебя я вряд ли решился бы на такое путешествие на Голгофу. Встать рядом с Христом, мечтает каждый христианин. Возможно, я ошибаюсь, но для меня такое желание знакомо и непреходяще. Замечу в скобках, что сколь желанно, столь и страшно. Именно в этом и состоит суть христианства, стать рядом с Христом, стать Его учеником, пойти с Ним. И это страшно. Ведь Его предали. Его все оставили. Его убили. Слово пророка Божьего «Я топтал точило один» — красиво звучит, если его слушать отстранённо. Но если как мы, у креста Голгофы, тогда страшно. Вознесённый над миром, вознесённый над историей, над временем, Иисус Христос привлекает меня, ибо Он и только Он явил истинную свободу от власти плоти, Он явил истинную свободу от власти богатства и от власти славы. Он единственный, и Он один! Толпа не изменилась. Та же страсть животная, которая поёт сегодня аллилуйю, назавтра с не меньшей страстью ревёт, «распни Его»! Кто Он? Он действительно не от мира сего. Хочу подойти к Нему. Хочу услышать Его. Двадцать веков разделяют меня с Ним. Мне представляют тонны макулатуры о Нём, но я хочу увидеть Его. Сотни последователей Его зовут меня к себе, но я хочу пойти к Нему. Учение Христа, отшлифованное в веках, канонизированное, иногда затёртое временем и бездумным внушением, насильственным внушением, без работы сердца, без душевных мучительных борений, подобно написанным образам и вставленным в золочёные рамки, которых коснуться можно лишь целованием, поклоном, но прикоснуться нельзя, даже ради того чтобы пыль смахнуть прикоснуться нельзя. От такого учения и такого христианства и душа превращается в мертвый образ, покрытый пылью. Проникнуть в тайну нельзя. Думать нельзя. Сомневаться нельзя. Пыль смахнуть нельзя.
Авторитет великий в нашем русском народе, Василий Осипович Ключевский сказал в своё время. “…Целые века греческие, а за ними и русские пастыри и книги приучали нас веровать, во всё веровать и всему веровать. Но нехорошо было то, что при этом нам запрещали размышлять, — и это было нехорошо больше всего потому, что мы тогда и без того не имели охоты к этому занятию. Нам указывали на соблазны мысли прежде, чем она стала соблазнять нас, предостерегали от злоупотребления ею, когда мы еще не знали, как следует употреблять ее. …Нам твердили: веруй, но не умствуй. Мы стали бояться мысли как греха, пытливого разума, как соблазнителя, раньше, чем умели мыслить, чем пробудилась у нас пытливость. Потому, когда мы встретились с чужой мыслью, мы ее принимали на веру. …Под византийским влиянием мы были холопы чужой веры, под западноевропейским, стали холопами чужой мысли”. Верно ведь, сказано. Мы стали бояться мысли как греха, пытливого разума, как соблазнителя. Потому-то праотцы наши с лёгкостью поднялись на зов соблазнителя и как «холопы чужой мысли», разрушили храмы свои, святыни свои и учителей своих жизни лишили.
У святого апостола Павла есть такое мимоходом брошенное в адрес соотечесвтенников замечание. «Но умы их ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом. Доныне, когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце их»; 2Кор.3:14,15. Религиозность иудеев, бездумное исполнение предписаний данных прапрапрадедами, превратилась в покрывало. Об убийственном действии буквы, Павел скажет ещё определённее. «Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит». 2Кор.3:6. Как Иудеи вознесли Букву, поставив её выше Бога, так и христиане, не умея пребывать в поклонении в Духе и Истине, (Иаон:4;24.) стали возводить храмы и «отливать в граните» буквы. Точно тот же процесс ослепления ума и уход под покрывало мёртвых букв. Я замечаю, как исчезает свидетельство о Христе. Исчезает Евангелие. Оно заменяется спорами о неких богословских формулах. Учёные мужи вспоминают давно умерших «святых». Заучивают их слова. Придают им некий сакральный смысл. Исследуют их, спорят с несуществующими оппонентами, и внедряют в сознание современных верующих. За двадцать веков таких «святых» накопилось, не счесть. Сегодня христиане погружены в бесконечный и бесплодный труд исследования мёртвых букв. На каждую мысль «святого» пишутся десятки книг, чтобы следующие поколения изучали книги, где изложены плоды изучений слов умных людей. Труд похож на делание кирпичей для фараона. Такой труд имеет признание в обществе, за него дают почётные награды, учёные степени. Он увлекает всё новых и новых людей. Мысль об исходе в землю обетованную почитается за ересь. Мысль о Царстве Господа Иисуса Христа вызывает ревность как у Ирода. И избиение младенцев поставлено на конвейер. Сформировались сотни христианских традиций, все самые, самые, и самость свою оригинальную они утверждают на своих же постановлениях, которые называют кто канонами, кто постановлениями соборов, а есть и такие, кто непосредственно от архангела получают установки на золотых пластинах. И незаметно каноны превратились в покрывала. И покрывала эти отделяют людей от Христа и друг от друга отделяют. Восшествие на Голгофу убирает все покрывала, разрушает все перегородки, в том числе и богословские. Не до догматов у Креста. Руки трясутся. Все религиозные формулы исчезают. Вот Он. «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают»! «Ныне же будешь со мною в раю». Чувства, возникающие при созерцании происходящего невозможно передать. Это надо пережить. Слова распятого остановили время. Он из последних сил шепнул разбойнику: «Ныне же будешь со Мною в раю» — и толпа как парализованная смолкла. Наступила гробовая тишина. И в тишине шёпот Иисуса. «Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе». Иоан.19:26,27.
Здесь я переживаю шок. Привычные картины религиозной неземной тайны вдруг обретают вполне себе земную реальность. Христос, Бог пришедший во плоти. Христос, Сын Божий. Он Мессия. Он Спаситель Мира. Христос Богочеловек. Для многих даже мучения и смерть Иисуса представляются картинными, ведь Он не таков как мы. Он Дух. Его Царство — Небо. Он принял тело, стал как мы, лишь на время своей Миссии. Мы противопоставляем небо и землю. Мы в себе создаём и утверждаем непримиримость этих категорий. Мы мечтаем о небе, как о царстве добра, любви, мира. Но Царя мира прибили к Кресту. Его учение о мире и любви отвергли. И доныне счастье своё связываем с будущим неземным, а всё земное отдаём на растерзание злобных сил. Да и самих себя отдаём в распоряжение сил зла, сами становимся носителями зла. Земные дела грешны. Земные заботы отвращают нас от неба. В религиозной страсти мы нередко пренебрегаем своими обязанностями в семье, пренебрегаем детьми, супругами, забываем о своём долге почитать отца и мать. Мы всеми фибрами души стремимся в небо. А Христос с Креста повелевает: Это сын твой. Это мать твоя. Он оставляет нас на земле. Он в нашу беспросветную тьму свой свет посылает. Своим заботливым словом о судьбе сыновей и матерей Он наше жизненное пространство освящает. Здесь, на Земле, создавайте царство любви.
Евангелисты не оставили нам никакого эпизода, который бы по-особенному отмечал сыновнее чувство Иисуса к Матери. Напротив, Он подчёркивает свою принадлежность всему миру, и свою мать ставит вровень с другими. «Около Него сидел народ. И сказали Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои и сестры Твои, вне дома, спрашивают Тебя. И отвечал им: кто матерь Моя и братья Мои? И обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь». Мар.3:32-35. Матерь и братья вне дома. Но Иисус обращается к тем, кто в доме, и как-бы подчёркивает превосходство духовной близости, верности Богу, над родственными чувствами, над кровным родством. По крайней мере, я так всегда думал и воспринимал так. Какое дело нам до земных забот матери? Какое дело нам до земных забот братьев и сестёр? О горнем помышляйте, а не о земном. А может быть, Он возвышает духовную близость, родство в вере, отношения с Богом как с Отцом? Не пренебрегает матерью и братьями по крови, но не пренебрегает и духовным родством. Я думаю, что в этом эпизоде есть урок для нас, христиан. Мы братья и сёстры Христа, если мы исполняем волю Божью. Но братья ли мы друг другу, сестры ли мы друг другу?
Это твой сын! А он ведь и не сын вовсе. И не пацан несмышлёныш. Вполне себе самостоятельный мужик. Ведь ему, Иоанну, Иисус сказал: «Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе». Иоан.19:27. Меня сразила эта приземлённая забота Иисуса. Сразила потому ещё, что момент невероятный. Умирающий от боли Иисус, только что Он показал, что небо Его дом, что Рай, это Его дом, что Бог это Его Отец. Какова дистанция от земли до Неба? Какова дистанция от смерти до рая? Как пересекаются атрибуты вечного и мусор временного? Мы от зубной боли впадаем в такой транс, в такую истерику, что всему миру тесно, и весь мир не стоит ничего – я страдаю, мне больно. Страдающий Иисус, умирающий на Кресте, ни слова о Себе. Он произносит самые важные слова для меня. Это как завещание умирающего. Последний самый важный наказ близким. Такие наказы родственники помнят всю жизнь, они любой ценой стараются исполнить его. Мама, умирая, наказала. Это закон. Иисус, умирая, сказал. Се, сын Твой! Се, матерь твоя!
Это повеление Иисуса не вызвано тем, что Мария оставалась одна. Приведённый выше текст из Евангелия от Марка, ясно говорит о том, что у Марии были дети, братья и сёстры Иисуса. Значит в этом слове Христа, сокрыт особый смысл, высший, больший, чем просто просьба досмотреть одинокую женщину. Известная проблема «конфликт поколений», конфликт отцов и детей. Это и в притче о блудном сыне очень ярко выражено. Это подчёркнуто в пророческом слове о явлении Мессии. «И он обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам их». В таком случае слово Се, сын Твой!, сказанное по отношению к любимому ученику Иисуса, обращает взор Марии ко всем ученикам Иисуса, ко всем Его последователям. Нежное, материнское, заботливое отношение к молодым, к подросткам, к поколению детей, не во всякой семье бывает. В обществе же господствует закон вражды, конкуренции, ненависти. Пророк Михей буквально стонет от боли о происходящем буйстве аморальности. «Не стало милосердых на земле, нет правдивых между людьми; все строят ковы, чтобы проливать кровь; каждый ставит брату своему сеть». А у вас да не будет так, говорил Иисус ученикам своим. Я напрягся. Это ведь и ко мне. Это ведь к каждому, кто подошёл к кресту не с ненавистью, не с гвоздями, не с яростью одержимого грехом борца за святость, а с трепетом, пусть в малодушии, пусть в страхе, пусть в незнании, но в желании познать, увидеть последний вздох, услышать последнее слово Учителя. Я осматриваюсь вокруг. Где мои сыны? Где мои дочери? Кто они? Я обнаруживаю, что в сердце моём именно мои сыновья и мои дочери. Это о них моя молитва. О них мои вздохи. О них мои переживания. И даже признаюсь тебе сын мой, ревниво посматриваю на твоих сверстников, и пытаюсь принизить их достоинства, не заметить их успех, и уж совсем страшно, бывает так, что неудача их воспринимается мною как законное воздаяние. Почти злорадство. Успех их переживаю как свою неудачу. Ужас. Что это за ревность. Это ведь грех. Я вижу этот процесс, он всё ярче в последнее время. Родители своим детям отдают предпочтение во всём. Даже в церквах такие кланы семейные стали не редкость. Элита появилась. Высокие доходы. Узкий круг друзей. В него нет входа для простоватых, для таких, которые рождаются на соломе. К ним уже не придёшь без предупреждения. Детей, безусловно, нужно любить. Хорошее родительское чувство. Но нельзя пренебрегать детьми соседей. Нельзя пренебрегать детьми сиротами. Се, сын Твой – и как же в таком случае в христианской стране России сотни тысяч брошенных детей? Здесь я вижу произошедшую подмену. Кто-то вероятно из добрых чувств, возвысил Марию, придав ей особый духовный статус. Сделали её богородицей. Сделали её главной спасительницей мира. Уже не Христос указывает Марии на Иоанна. Но Мария, держит на руках младенца Иисуса. Она безраздельно распоряжается и Спасителем и спасением. Бесчисленное множество картин с ликом богородицы украшают храмы. Их лобызают верные благочестивые поклонницы и поклонники. И умилившись своей религиозной страстью, обернувшись к молодому «Иоанну», обрушивают на него свой праведный гнев. «Как стоишь? Как одет? Как разговариваешь? Как свечку держишь? Что ты поёшь? Ты не в театре. Ты в храме. Пошёл отсюда, негодник». С картин, украшающих храм, смотрит распятый Иисус. Он обращает свой взор на вошедших в храм, на стоящих перед картинами, перед распятием. Его слово обращено к нам, вошедшим в храм. Это Он мне говорит. Се сын твой. Это Он тебе говорит. Се матерь твоя. И мне становится стыдно. Я отказался исполнять повеление Христа. Его повеление я на портрет Марии возложил. Пусть картина с ликом Марии заботится о молодёжи. Пусть картина с ликом Марии учит их любви, защищает их от господствующего в мире растления похотью. Пусть Мария показывает им образец материнской любви. Сын мой, я ужаснулся, как же далеко храмовое христианство ушло от Христа. Вспомнилась песня о Голгофе. «Приходи почаще на голгофу, здесь берёт начало жизнь твоя. Здесь за мировую катастрофу, Жертвой стала алая струя. Пусть твоя житейская тропинка, не обходит старого креста, чтоб душа, как детская слезинка, от пороков всех была чиста». Ох, как нужна нам чистка души. Очень нужна.
Заповедь Божьего Закона «почитай отца и мать», не распространяется на всех женщин и мужчин. Мать и отец, это святое. Бог Своим перстом на каменных скрижалях запечатлел эти важнейшие слова. Почитай отца и мать! Такая заповедь выделяет отца и мать из массы мужчин и женщин, которые тоже отцы и матери, но они отцы и матери своим детям. И произошло и происходит нечто страшное. Почитая свою мать, почитая своего отца, дети вполне комфортно чувствуют себя, пренебрегая матерей и отцов своих ближних. История Израиля, трагическая история разделения семьи. «Исаак любил Исава, потому что дичь его была по вкусу его, а Ревекка любила Иакова». Последствия этого разделения трагичны. Иаков любил Иосифа более чем остальных сыновей своих. И братья платили Иосифу, и отцу своему, той же монетой. Дети Иакова, стали отцами своих детей. И те любя своих отцов, пренебрегали отцов своих братьев, пренебрегали Иаковом. Войны между коленами, разделение на царства, в конце концов, разрушили святой народ. Они потеряли всё. Потеряли храм. Потеряли землю. Потеряли Царство. Скажу вещь критическую до предела. Они потеряли Бога. «В мире был, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал. Пришел к своим, и свои Его не приняли». Иоан.1:10,11. Я поймал себя на мысли, что рассматривая трагические картины прошлого, лучше себя чувствуешь, оценивая прошлое из настоящего. Однако возникающая боль терзает меня не за прошлое, но за настоящее. Если мы христиане дети одного Отца, то, как так случилось, что мы перессорились, разделились, и вошли в такую вражду, что и здороваться не в силах. Се матерь твоя. Иоанн взял её к себе. Взяли ли мы к себе жизнь матерей наших? Отцов наших. Взяли ли мы к себе их, с их культурой. С их религиозной практикой. С их старческими недугами. С их болезнями. Способны ли мы проявить любовь к ним, неподдельную, жертвенную любовь? Мы идём за тридевять земель, в тридесятое царство, за семь заборов из колючей проволоки, чтобы засвидетельствовать о Христе. Слава Богу! Но при этом мы оставляем без внимания матерей, отцов, стариков, инвалидов, которые живут рядом с нами, на соседней площадке в соседнем доме. В православной традиции матушками зовут жён священников да монахинь. Это особое духовное посвящение. Институт матушек, как посвящённых церкви женщин, посвящённых служению Господу в забвении. Здесь больше канцелярской иерархии, нежели родственного, духовного посвящения. Но слова Иисуса мне показывают матерь, которой я обязан проявить свою заботу и внимание. Я обязан проявить и почтение, какое по закону обязан оказывать матери. Проблема стариков у нас даже не обсуждается. Отслужившие своё, никому не нужные, они в тиши своих каморок доживают свой век. «Молодым везде у нас дорога, Старикам везде у нас почёт». Это в песне. А в жизни как? Родные отцы и матери остаются сиротами, одинокими. Официально они пребывают в «периоде дожития». Он не длинный у нас, слава Богу. «Отмучилась. Отмучился». Так в народе с облегчением свидетельствуют, что ещё одна матерь, ещё один отец закончили своё земное путешествие. Жизнь его или её была мучением. Отмучилась. Особенно мучительна старость. Оставшись одинокой, старушка подвергается бесконечным опасностям. Ей назначают государственную пенсию, по старости. Это подаётся как незаслуженный дар, как благодать власти. Пенсии обычно хватает, чтобы заплатить за воду, за электричество, и ещё может хватить на хлеб и молоко. Очевидно, что хозяева жизни считают, что мясо старикам не нужно. Фрукты старикам не нужны. Ездить к детям и внукам им уже не по силам. Одежда старикам не нужна. Лекарство нужно, но без него скорее придёт смерть, и таким образом скорее наступит момент «отмучился». В добавление к немощи и бедности старушку ловят мошенники с предложением «лекарств от всех недугов». Её поджидают готовые кормить до смерти «благодетели», но за квартиру, которую надо уже сейчас оформить на попечителя. Её ждут страховщики и цыганки, нотариусы и участковые, и священники не брезгуют взять у неё десятину. Её, вернее её пенсию, ждут спившиеся внуки, которые грабят свою бабушку, и если не удаётся забрать деньги, то и поколотят. Такова благодарность за бабушкину любовь, за то, что она, вырастив доченьку, вырастила и внучка. Доныне десятки тысяч стариков становятся жертвами алчности безбожного материализма. Се матерь твоя. Где матерь твоя? Где-то в бараке дома престарелых, в комнате душной, где четыре койки, две табуретки, стол и горшок один на всех. Всё отличие от лагеря в том, что нет вышек с часовыми. Питание схожее. Расписание схожее. Медицина схожая. Период дожития, что ещё скажешь. Мы страна с тысячелетней христианской историей, с христианской культурой. Се матерь твоя. Отвергая брата, по цвету ли кожи, или по иному языку, по иной культуре, или по иной религиозной традиции, я отвергаю матерь Иисуса и самого Иисуса. Ручка выпала из рук. Я думал, что это просто заботливый Сын, попросил свою Мать относиться к Иоанну как к сыну. А Иоанна Он попросил относиться к Марии, как к матери. Это тоже много. Не всем по силам даже своих родителей любить. А взять к себе чужую женщину, это не жить для себя. Взять на себя заботу о чужом сыне, это ведь своих детей лишить и любви и заботы. Сын мой. Я, кажется, начинаю понимать, что значат слова Иисуса. «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною».
Красивая христианская фантастика, обретает черты реального посвящения. И проникая в самое сердце, звучат слова Господа. Се, сын Твой! Се, матерь твоя!
Да, Юрий Кириллович, понял как размышление о том — начинали ли мы быть христианами.
Аминь брат Сергей. Я также понял, что такое начинание быть христианином, не точка в прошлом, но непрерывная линия жизни, как об этом святой апостол Павел говорит: «Не почитаю себя достигшим… я каждый день умираю… я стремлюсь к цели…»
Лучше так, чем фарисейская уверенность и жизнь в угоду себе. Правильный, на мой взгляд, подход: «Хочу быть учеником Христа» — это у Вас не раз здесь прозвучало. С миром в Господе!