Eвангельские проповеди

Евангельские Проповеди и статьи Юрия Кирилловича Сипко

  • RSS
фото Сипко Юрий Кириллович и его семья

Мужество

Январь - 27 - 2019 0 Коммент

Прокурор сама любезность. Подвинул стул. «Садитесь».  Семён присел.  «Чаю»? «Нет». «Сигарету»? «Нет».  Семён молча глядел в глаза прокурора. Тот нервничал. Прятал глаза. Это уже не первое свидание с властью. Много раз выслушивал Семён предупреждения, разъяснения, угрозы. Много раз пришлось платить штраф за проведение собраний. Тюрьмой грозили. Грозили детей отнять. Улыбнулся, вспоминая пережитое, и представляя очередной спектакль.

Всё началось с тех пор, как Семён уверовал, крестился в баптистской общине, о чём мгновенно стало известно всему городку. Вдруг, как по мановению волшебной палочки, весь мир обнаружил свою враждебность. Друзья испарились. Сотрудники по службе прекратили всякое общение. Кадровичка принесла приказ об увольнении, молча предложила расписаться и вручила трудовую книжку.

   Страшный миг. Радостное мгновение. Сбылось. Так ведь и говорили старшие братья. За Христа будут тебя ненавидеть. И погонят тебя с работы. И детей твоих будут гнать. И по улице родного города не дадут спокойно пройти.

    Сбылось. Значит верно сказал Иисус. Будете ненавидимы. Сердце трепетало радостно. И тревожно. Как теперь быть? Детей кормить как? Одевать как? Ведь и дров для обогрева жилища не купить без власти.

«Я пригласил вас», нарушил покой прокурор, «чтобы предупредить вас о возбуждении против вас уголовного дела. Вас ожидает суд и тюремное заключение. Как отец, хочу попросить вас, отца большой семьи, подумайте. Подумайте о детях ваших. Что будет с ними? Подумайте о жене вашей. Как она с малолетними детьми будет вести хозяйство? Кормить, одевать, врачевать, обучать ваших детей?  Ведь они, пожалуй, не простят вам такого обездоленного детства. Неужели вы не можете понять, что советская власть гарантирует вам свободу вероисповедания. Веруйте как хотите и в кого хотите. И молитесь сколько душе угодно. Дома у себя. Михаил, брат ваш, проповедник, послушал добрый совет, прекратил свою антисоветскую деятельность. Живёт себе припеваючи. И жена с ним. И дети его с ним.  И работу хорошую имеет. И вам мой совет. Молитесь дома. Детей не вовлекайте в религию. И не устраивайте сборищ. Вы ведь знаете, что кругом враги отечества нашего, они ищут таких простачков как вы, чтобы под видом молитв и проповедей нравоучительных вовлечь наших граждан в свои вражеские сети». 

  Семён молча слушал. Эти монологи он уже знал наизусть. Видимо прокурор боясь сказать лишнее, или допустить мягкотелость, записал текст и выучил его наизусть. Вопросов Семён не задавал. Знал, что толку нет. Улыбался. Гуманность власти он не однажды уже испытал на своей спине, и на скудном бюджете своей семьи. Штрафы за участие в молитвенных собраниях были делом регулярным. Привычным. Едва ли не каждую неделю, за воскресное собрание выписывали штраф, на хозяина дома, где верующие молились. Уже практически все духовные книги были изъяты. Евангелие переписывали, в тетради, маскируя их в обёртки книг, Конституции, или сочинения Ленина. Проходило, но не всегда. Некоторые милиционеры, которые умели читать, не удовлетворялись корочкой книги, заглядывали внутрь и обнаружив рукописные тексты, добычу конфисковывали.

«Вот, распишитесь в получении», прервал размышления Семёна прокурор, кладя перед ним лист бумаги. «Вот здесь», указал он пальцем, подвигая ручку. «А вот это вам. Повестка. Суд назначен в среду. В 11 часов. Явитесь, или конвой потребуется?» — холодно, по-прокурорски спросил он. «Явлюсь, если Господу угодно будет». «Можете идти».

  Мельком взглянув в строчки повестки, Семён вышел из кабинета.  Дорога домой была недлинной. Знакомые углы улиц. Покосившиеся домишки. Плешины серой травы. Щебетание куриц, ищущих чего бы заглотить. Воробьи как-то особенно, сбившись в стаю, щебетали громко, тревожно, будто чуяли угрозу. Обходя лужи, Семён разговаривал с Господом и сам с собой. «Значит в среду. Арест неизбежен. Срок неизбежен. Василия Фёдоровича уже увезли. Ивана Сидоровича увезли.  Степана увезли. Николай и Илья уехали, спасаясь от преследований. Братьев то и не остаётся в общине». Семён оставался последним из братьев, которые проповедовали Слово. И участь его быть осужденным была вполне ожидаемой и очевидной. Сам он был готов к такому исходу, однако судьба жены и детей малолетних, а их пятеро, тревожила, да и сильно. Молились за узников постоянно. Помогали оставшимся без мужчин семьям всей общиной. Жестокость власти сплачивала верующих, так что простенькое обращение между своими, брат, сестра, было наполнено невероятным содержанием, и формировало отношения истинно братские, родственные, семейные. Настоящее духовное сражение за право молиться и веровать в соответствии с Евангелием поднимало дух верующих. Сила необъяснимая была с ними и в них. Ободрять изгнанников, защищать оклеветанных, с улыбкой встречать милиционеров, врывающихся в собрания, с криками, с угрозами, хватающих мужчин и женщин и тянущих их вворонок, было хоть и неприятно, но привычно. Не однажды дело заканчивалось в отделении милиции. Арест. Пятнадцать суток. Статьи в местной газете, позорящие и веру, и верующих было делом обыденным.

«А что, если на Колыму? Да на несколько лет»? Холодок пробежал по спине.«А как же жена? А дети»? Вдруг возникло лицо прокурора. Его предложение прекратить собрания. Перестать проповедовать.  Замолчать. «Нет. Решительно нет. Будь твёрд и мужествен!». Слово Библии возникло вдруг в сознании, будто голос Отца с неба. Семён решительно двинулся домой. Мария встретила у порога.  Детишки выстроились, радостно встречая папу. 

  Входя в дом, как, впрочем, и выходя из дому, Семён непременно совершал краткую молитву. Вот и теперь, скинув сапоги, армяк, он обнял супругу и возблагодарил Бога. Сел за стол. Мария стала собирать ужин. «Сядь», как-то необычно, тревожно и вместе с тем нежно остановил её Семён.  Мария села рядом с мужем. Детишки вокруг стола. «Вот, посмотри». Семён подал ей повестку.  Тяжело вздохнул. Окинул взглядом скудную комнатку, детишек любимых, вернулся к супруге. «Что скажешь, Маша? Они не однажды обсуждали вероятность суда и лишения свободы. И пока этого не случилось, Маша горячо поддерживала супруга. И убеждала, что она сможет выстоять, и детей сберечь,ведь Господь обещал. Он с нами. И церковь с нами. Но теперь. Руки трясутся. Слёзы невольно проступили. Подняв глаза на мужа, Мария молчала. «Маш», тревожно, заговорил Семён. «Если ты возражаешь, если ты не поддержишь меня в этом испытании, если ты не согласна оставаться с детьми одна, скажи». Голос его задрожал. «Если скажешь нет, я останусь» — прошептал, опуская глаза. «Нет! Да ты что»! Маша встала. «Предательство? Ты готов предать Божью милость. Будь мужествен! Разве ты забыл это слово Господа. Не оставлю тебя и не покину тебя. Как ты можешь такое говорить»? Гневно сквозь слёзы пробормотала она.

 Семён улыбнулся. «Спасибо любимая. Твоя вера ободрила меня». Он встал. Подошёл к жене. Повернулся к детям. «Дети», по серьёзному, как в собрании, он обратился к ним. Они все, вмиг, разом повзрослели. «Дети! Завтра суд. И это значат, что меня за веру Евангельскую, за проповедь Евангелия, осудят и увезут в лагерь. Мы с мамой принимаем это испытание. Мы верим в Божью любовь. Вы, дети наши любимые, храните веру. Молитесь. И помогайте маме». Дети смотрели на родителей, не моргая, напряжённо, кивнули в знак согласия. «Помолимся». Преклонили колени. Сотворили молитву.

Группа верующих стояла неподалеку от ворот КПЗ. Семёна вывели. В наручниках. Мгновение, свободы. Семён увидел своих.  Улыбнулся. «Не оставляйте упования вашего»! – успел он выкрикнуть, глядя на дорогие лица. Мария кинулась к нему, попыталась вручить кошёлку с хлебом. Конвоиры оттолкнули. «Не положено».

«Будь твёрд и мужествен»! — услышал Семён, входя в будку автозака. Пять лет. Пять лет! Сознание не отпускала эта страшная фраза судьи, прозвучавшая в зале суда.  «Господи! Помоги»!  Молитва беззвучная. Молитва бесконечная. «Будь твёрд и мужествен» – звучал в ответ голос Отца.

Вы можете прокомментировать статью, или задать вопрос.


 Максимальное количество символов